Рыцарь русского языка

Дитмар Эльяшевич Розенталь родился в 1900 году в польском городе Лодзи. Какое счастье, что я успела поучиться у этого человека!

...Умер он в 1994-м году. Лекций уже не читал — после инсульта паралич так и не отпустил его полностью. Профессор научился, держась за табурет, с трудом передвигаться по квартире.

Имя Дитмара Эльяшевича Розенталя известно каждому: по его сборникам диктантов готовятся в вузы. А уж для филологов это просто каноническое имя.

Когда человек всю жизнь верит в свое дело и помогает другим, разве это не православие?.. На его лекциях мы знакомились и с церковнославянским языком. Нам стали близки слова из Первого соборного послания святого апостола Петра: «Служите друг другу, каждый тем даром, какой получил, как добрые домостроители многоразличной благодати Божией» (1 Пет 4; 10).

...В 60-е годы я поступила на факультет журналистики Московского государственного университета, и для меня Розенталь был страшной фамилией на обложке учебника, который необходимо понять, выучить и сдать только на отлично, — лишь так пройдешь огромный конкурс. Слава Богу, получилось. И я вступила в студенческие годы.

Нас учили, что называется, «из первых рук». Это были люди, окончившие университеты очень-очень давно. Авторы учебников. Одно присутствие рядом с ними уже являлось значительной частью образования и воспитания нашего. Помню, профессор Эдуард Григорьевич Бабаев прочитал лекцию о поэте Бенедиктове, который вообще тогда не издавался. Вряд ли он нам пришелся по сердцу, но зато мы многое поняли в литературной полемике середины XIX века.

О каждом из наших профессоров можно рассказывать часами. В отличие от молодых преподавателей, а также ретивых аспирантов, они почти не ставили иных оценок, кроме «четыре» и «пять». Пятерка — за знания, за ум, четверка — всем остальным. Университет являлся для старой профессуры делом всей жизни, а не местом сведения счетов со студентами.

Теперь представляете атмосферу нашего факультета?

И вот наступило время лекционного курса профессора Розенталя «Стилистика русского языка». Невысокий, худой, он взошел на эстраду знаменитой Коммунистической аудитории, поздоровался и заговорил. Объяснял так четко, что у нас получались очень ясные, подробные конспекты. Лекции изобиловали конкретными примерами, которые Дитмар Эльяшевич не только диктовал, но и порой артистично изображал, отступая на время от кафедры. Скажем, так:

— Если бы молодость знала, если бы старость могла! — произносил он с трагическим пафосом. Затем, стукнув каблуком о паркет, вскидывал руки, словно собирался пуститься в пляс: — Кабы молодость, да знала, кабы старость, да могла!

Мы невольно смеялись тому, что можно столь наглядно прокомментировать стилистические различия, а он, даже не улыбнувшись, вновь вставал за кафедру и продолжал свою лекцию.

Каждый знал, что профессор Розенталь является главным консультантом дикторов Гостелерадио СССР. О, если бы нынешние теле- и радиоведущие, всякие там ди-джеи могли послушать его! Ну, ладно, это уже невозможно. Так хотя бы читали его книги, словари!..

Дитмар Эльяшевич интересовался новой лексикой и молодежным сленгом тоже. Некоторые вещи приводили его в восторг. Так, с определенного дня стал здороваться по-новому.

— Добрый день, Дитмар Эльяшевич! Как ваши дела? — приветствовал его коллега. И проходившие мимо студенты замирали, услышав ответ почтенного профессора:

— Спасибо! Нормалёк! — И, победно-иронически вскинув голову, продолжал свой путь.

Узнавая о последних годах его жизни, пришедшихся на «свободу» и «гласность», я нисколько не удивилась тому, что его труд дома был огромен и неистов: тяжелобольной, он сидел, обложенный словарями, справочниками (своими и чужими) и новейшими перестроечными и постперестроечными газетами. Он изучал небывалый язык прессы, небывалые представления и понятия. Он подчеркивал и писал. Он только уже не мог ни на что повлиять. Безграмотность хлынула бурным потоком. А новая лексика?! Представляю, как бы он прокомментировал, например, слово «киллер». Наверняка настаивал бы, что следует говорить и писать только по-русски: «убийца». Таков перевод. Мы, русские, имеем в виду наемного убийцу. Произнося же английское слово, «стираем» истинный, ужасный его смысл. Так, постепенно, в наш обиход войдет понимание того, что ремесло киллера — вполне невинное, а, может, и благородное, ведь по-английски это так благозвучно. Или о воровстве: «Здесь работали профессионалы». И в обществе сместятся понятия о морали, о пределе допустимого! Выходит, воровство — это работа?..

…Уже сместились понятия, уже вошло в обиход.

Те журналисты, кто щеголяет этим и другими словечками, понимают ли: если продолжать в таком же духе, нация станет иной?..

Вот что примерно сказал бы наш профессор Розенталь.

А каким замечательным педагогом он был! Я теперь не о лекциях — об экзаменах. Как-то студентка-заочница предпринимала очередную попытку сдать экзамен по стилистике русского языка. Экзаменовал ее аспирант кафедры, руководимой Дитмаром Эльяшевичем. Барышня взяла билет, пробежала его глазами, тихо охнула и села на диван, стоявший у двери, — «готовиться к ответу». Входит Розенталь. Присаживается рядом.

— Дедушка, — в отчаянии обратилась к нему бедолага, даже не представляя, кто перед ней, — вы случайно не знаете ответов на такие вопросы?

Профессор взял у нее билет:

— А как не знать, милая. Знаю.

И написал ей ответы на оба вопроса. Аспирант с ужасом наблюдал из своего далёка, решая, как ему-то поступить... Розенталь тихо вышел. Барышня подсела к экзаменатору и отчеканила ответ. Пришлось поставить ей отлично. В дверь несколько раз заглядывали другие заочники. Когда же студентка, ошалевшая и счастливая, вышла в коридор, к ней рванула толпа:

— Что там тебе Розенталь написал?

Ну, вы представляете, что с ней было?! Конечно, она запомнила это на всю жизнь.

Он никогда не сводил счетов. Надеюсь, и она поступает в своей жизни так же.

Дитмар Эльяшевич обладал высочайшей культурой полемики. Когда я уже окончила МГУ и начала работать в редакции газеты, вышел в свет небольшой его томик «Прописная или строчная?» И внизу, шрифтом помельче: «Опыт словаря-справочника». То есть, материал собран, осмыслен, обозначены нормы, но при этом новый словарь Розенталя открыт для дискуссий! Несколькими изданиями этого словаря я теперь пользуюсь при редактировании и корректуре.

Думаю о последних годах его жизни: сидеть в квартире одному, получать свежие газеты, полупарализованной рукой листать страницы... Удивляться хлынувшей в печать ненормативной, просторечной и бранной лексике и каким-то нерусским выражениям, хотя и сказанным будто на русском языке. С чем-то, может, соглашался, но многое, несомненно, глубоко ранило его. Возникли частные издательства, издания — там нет настоящих корректоров, редакторов (на них экономят). Это дико для нас, студентов Розенталя. Каково же было ему?..

Недавно одна учительница (ей тридцать, что, как вы поймете, важно) сказала мне:

— Приятно зайти в книжный магазин! И чего там только нет! А сколько книжек для детей!

Бесполезно было объяснять, что книги эти — всего лишь бизнес, потому если даже и переиздание встречается, то все равно с ошибками. И словари тоже. И детская литература. И даже учебники самого Розенталя (с вдруг появившимися соавторами…). А прекрасное издательство «Детская литература» прекратило свое существование, как и все прочие государственные издательства.

А тут, на скупке старых книг (куда, вот именно, следует почаще заглядывать!), я приобрела всего за десять рублей «Справочник по правописанию и литературной правке» Розенталя. До сих пор у меня было только первое издание, а теперь — еще и переиздание, тоже советского времени, исправленное и дополненное! Значит, один экземпляр смогу давать кому-нибудь на время. С единственным-то не расстаюсь — он всегда на столе.

Дитмар Эльяшевич, не русский по происхождению человек, передал нам свое фантастическое чутье к русскому слову, знание языка — пусть частичку. И это помогает выжить в сегодняшнем словесном безумии и, может быть, научить других. Мы не предали нашего профессора!

Кабы старость, да могла!..

Дитмар Эльяшевич Розенталь

Татьяна Артемьева, прихожанка прихода
храма преподобного Сергия Радонежского